Интервью с лидером группы «Агата Кристи» Глебом Самойловым

Еще лет пять назад никто представить себе не мог, что группа «Агата Кристи» от совершенно антихристианских песен (в таких альбомах, как «Опиум») придет к Православию. Долготерпеливый Господь милостив ко всем. Лидер группы крестился в православном храме.

Во время крещения катились слезы

— Глеб, не многие знают о том, что ты пришел к православию и принял крещение... Расскажи, как все это было, как ты нашел свою Веру...

— Все это произошло из детской веры в сказку, в чудо. Да, я прошел через всякого рода мистические приключения, но христианству я всегда верил... Верил потому, что это слишком красиво, чтобы не быть правдой. И мое крещение состоялось совершенно неожиданно для меня. В состоянии окружавшего со всех сторон невыносимого удушья я пришел в церковь. И в церкви само крещение тоже произошло... очень необыкновенным образом. Потому что, когда читали Символ Веры, что-то горячее и тяжелое прошло сквозь меня, вышло слезами, и пока совершалось Таинство, слезы лились, не переставая, до самого конца, пока я не вышел из церкви. Не знаю, что это, но, видимо, все это было не просто так.

— Тебе открылся новый взгляд на мир?

— Над миром тяготеет гнет, и я начал ощущать этот гнет прежде, чем стал православным. Более того, этот гнет и заставил меня обрести веру и воцерковиться. А теперь... это чувство, пожалуй, осталось, но я знаю, в чем его корни, и могу что-то говорить... если не всем, то хотя бы своим друзьям.

— И как теперь воспринимают тебя с таким мироощущением твои друзья, близкие тебе люди?

— Все по-разному. Некоторые считают, что «умом тронулся», но большинство находит подтверждение и в повседневной своей жизни, и в политической ситуации, и во внутреннем своем ощущении... и начинают интересоваться православием.

Бог не раз меня спасал

— Глеб, когда ты говоришь о «князе мира сего», ты чувствуешь за этим и некую конкретную реальность?

— Эта реальность дышит вокруг нас, и она пропитывает не только Москву, но и всю страну, всю Россию. Мне кажется, что если прежде можно было рассуждать, что все это снаружи, а Россия стоит вне этого, то теперь здесь такой же гнет... И я как бы нахожусь на некоем распутье, где можно либо окончательно разочароваться во всем, что связывает Бога и Россию, либо увидеть что-то новое, что заставило бы поверить, что Третий Рим — у нас. Чудо должно произойти. Надежда, она всегда живет и, наверное, будет жить до самой смерти моей. Но логическим путем обосновать эту надежду я не смогу...

— Всякая надежда лежит за рамками логики...

— Девиз спасения России — «Спасайся, кто может», СПАСАЙСЯ с большой буквы. Я не могу думать за всех и не могу придумывать формулы всеобщего счастья. Я знаю одно — спасти нужно себя, а рядом с тобой спасутся другие.

— Наш разговор идет вокруг тем — отчаяния и чуда...

— Чудо могло не носить прямо религиозный характер, но когда я в очередной раз «плясал» на карнизе третьего этажа, надеясь в танце красиво упасть вниз, появилось единственное, что меня могло отвлечь и спасти... Не полицейский из американских фильмов, который стал бы кричать: «Стой, парень, стой, не делай этого», а просто ребенок знакомый — девочка соседская — увидела и заревела: «Дядя Глеб! Дядя Глеб!» Естественно, мое внимание тут же переключилось на ребенка, я начал ей говорить: «Не плачь, не плачь», — успокаивать ее... Было много случаев, когда я находился на грани смерти, и всегда что-то такое происходило...

— Много людей, из числа тех, кто рядом с тобой, ты думаешь увидеть в раю? И как ты себе представляешь рай?

— У Льюиса мне понравилось, как он рай представлял в совершенно детской книжке... про Нарнию. Это родной дом, только настоящий какой-то... А тоска по раю живет всегда, только мозг перерабатывает, может быть, в примитивных, но все-таки очень подлинных формах. У меня это выливается в сильнейшую ностальгию по моему родному городу, по той квартире, в которой я вырос. Каждую ночь, когда я сплю, мне все время кажется, что я в той комнате, где жил с двух лет... Это последние года два происходит... И если могут быть догадки о рае, то это ощущение дома, ощущение возвращения домой. Наверное, в моем понимании это и есть рай...

«Формат» — это новая цензура

— Давай поговорим теперь о группе. Что в ней изменилось после такого серьезного мистико-религиозного перелома? Песни «Агаты Кристи» — какое послание людям ты вкладываешь в них?

— Я думаю, что «Агата Кристи» всегда пыталась рассказать людям сказку... Но если до альбома «Ураган» мы были достаточно веселы, бодры и злы, то потом наступил перелом... И «Агата Кристи» после этого перелома в альбомах «Ураган», «Чудеса», «Майн Кайф?» учит... неприятию мира сего.

— Среди лидеров русских культовых групп все больше тех, кто говорит о том же...

— Как только старые рокеры заявили о своей ориентации на православие, на патриотические идеи, тут же возник фантом «нового русского рока». Этакая волна молодых гитарных коллективов, которые в свое время «выбрали пепси» и несут оптимизм. Это выдается за новый русский рок...

— Кажется, что шоу-бизнес взял на себя функцию «инженера человеческих душ», чтобы построить вместо России какую-то другую, чуждую ей цивилизацию.

— Сегодня шоу-бизнес пытается нас ассимилировать. Раньше их не волновало, что мы делаем, а сейчас они хотят все это препарировать, чтобы в таком виде выпустить все ту же музыку... но уже без клыков. Какие-то вещи замалчивают, например, альбом «Солнцеворот» у Кости или наш «Майн Кайф?». Там есть знаковые песни, которые не звучат по разным причинам. А люди, которые решают, какая песня может звучать в эфире, а какая нет, делают это скорее всего неосознанно. Есть такое понятие, как «формат». Это — новая цензура. Формат определяется тем, что надо выдавать веселую, радостную, «позитивную» гадость... А недавно мы прочитали статейку, где написано, что сейчас, именно сейчас — группа «Агата Кристи» стала петь антихристианские песни, пропагандировать наркотики и случайный секс...

«Идет война народная...»

— Удивительное дело: десять лет назад разговоры о религиозной доминанте в рок-культуре вызывали только скепсис, а теперь это настоящая реальность. Ты сам, Кинчев, Шевчук. Русский рок стал православным, стал им, так сказать, явочным порядком. Но этот переворот люди как бы и не заметили.

— На эти вещи наложено табу. Сегодня все независимые рок-станции и рок-программы — все они убиты, все распределено и очень жестко контролируется.

— Этот шквал «позитивной музыки» — часть культурной войны против нас?

— Да, идет война. Идет война за души молодежи, за души детей. Обратите внимание: все, начиная с рекламы и кончая фильмами и клипами, радио, музыкой, — все рассчитано на детей. Везде идет противопоставление, поданное чисто по-американски: юный такой пацан, хипхопер, в широких штанах, слушает музыку — и его родители, злые, толстые, которые его не любят и не понимают. Для чего? Для того, чтобы ребенок проецировал это на себя и уже автоматически отрицал весь культурный опыт, накопленный Россией, отрицал все наше прошлое. Во времена комиссаров церкви взрывали под оптимистические марши, теперь нечто подобное происходит под «рэп»... При этом можно даже не разрушать церкви — достаточно воспитать пофигистическое отношение ко всему, что есть на свете, в том числе и к вере... И эта работа ведется очень успешно.

— А как твой сын? Он тоже поддался влиянию этой пропаганды и видит своего отца «толстым и противным»?

— Может быть... Ему четыре года, но папины песни он знает наизусть. Еще он слушает наши старые детские сказки, смотрит исключительно советские мультфильмы. Это, конечно, мелочи, но это милые мелочи, созданные для детей и для взрослых тоже.

— Хорошо, если дети начинают жизнь в нашем русском сказочном мире...

— В этом есть большой смысл. Сказка — это единственное во взрослом человеке, что связывает его с детством и что может его привести к вере. Мне кажется, что если человек в детстве не верил в Деда Мороза, то потом он никогда не сможет поверить в Иисуса Христа.

— Почему?

— Не знаю. Такое у меня внутреннее ощущение. Человека, который не верил в Деда Мороза, который точно знал, откуда рождаются дети, только чудо может заставить сойти с этих накатанных рельс...

Очень нравится Гофман

— Ты пробовал сочинять сказки?

— Весь альбом «Ураган» — он весь сказочный... Там даже есть песня — «Во сне у сумасшедшей сказки». К сожалению, я не достиг той стадии оптимизма, чтобы писать добрые сказки. У меня это почему-то не получается. Мои сказки всегда с печальным концом. Впрочем, мне очень нравится Гофман, у которого сказок совсем мрачных и сказок с добрым концом — примерно половина на половину. Но мрачные сказки сочинять легче...

— В этих, как ты говоришь, «мрачных сказках» отчетливо ощущается и мотив возмездия...

— Альбом «Майн Кайф?» практически весь посвящен вопросу о том, насколько оправдана месть, как это чувство рождается в человеке. С другой стороны, как бы трезво все ни анализировать, сделать это до конца объективно все-таки очень тяжело. Мы сами подвержены этому чувству, и тяжело в себе воспитать смирение...